Двигаться с нормальной скоростью получилось только после Китца, когда от стад остались лишь подмерзшие лепешки, обозы куда-то пропали, а ночные заморозки, высушившие лужи и превратившие в камень непролазную грязь, позволили не объезжать каждую яму, а мчать напрямик.

Пытаясь возместить потерянное время, я гнал отряд на предельной скорости. То есть, 'пешим по конному' и практически без остановок: даже Илзе и Суор, передвигающиеся верхом, пересаживались на заводных лошадей чуть ли не на ходу. Поэтому стены Арнорда и раскинувшийся перед ними огромный табор мы увидели не в полдень следующего дня, а поздно вечером.

К моему удивлению, пробиваться через толпу желающих укрыться от войны за стенами столицы не было необходимости, так как стараниями стражников через табор вело несколько проездов, передвигаться по которым просто так было запрещено. Въехать в Восточные ворота тоже оказалось несложно — стоило мытарю увидеть цвета моего сюрко, как козлы, перегораживающие дорогу, сдвинулись в сторону, десяток вооруженных до зубов солдат споро растолкал собравшуюся толпу, а начальник караула, шустренько подбежав к моему коню, с поклоном передал мне запечатанный пакет с приказом немедленно явиться во дворец…

…Въехав в распахнутые настежь городские ворота, я очень быстро понял, почему стражник из Орша упомянул о шуме: несмотря на поздний час, со стороны Стрелецких казарм доносились отрывистые команды десятников, слитно хеканье тренирующихся солдат и лязг стали; чуть левее, над городскими трущобами, стоял непрекращающийся перестук плотницких молотков, а справа, со стороны Торговой Слободы, слышалось громыхание ворот, ржание лошадей и приглушенная расстоянием ругань. Что вместе с непрекращающимся брехом собак и скрипом несмазанных осей здорово давило на уши и… мешало ЧУВСТВОВАТЬ окружающий мир.

Кстати, Илзе пришла к этому же выводу одновременно со мной. Поэтому когда я на всякий случай проверил, как вынимаются из ножен мечи, подъехала поближе и понимающе поинтересовалась:

— Что, слушаешь, но не слышишь?

Я утвердительно кивнул. И тут же понял, что почти всю дорогу из Свейрена пребывал в состоянии прозрения, а теперь, выпав из него, ощутил себя слепым.

— Знаешь, видеть, слышать и чувствовать так, как Видящие, должен уметь любой воин… — буркнул я, затем наткнулся на ее встревоженный взгляд и выставил перед собой ладони: — Ты не поняла! Я хотел сказать, что состояние прозрения здорово помогает выживать!

— Вот сына и научишь… — тут же ответила она и, почувствовав, что я чуть-чуть напрягся, как бы невзначай потянулась рукой к животу.

Улыбка, прячущаяся в уголках глаз, направление взгляда да совершенно спокойное дыхание свидетельствовали о том, что она шутит. Но я все-таки подъехал к ней вплотную и, округлив глаза, 'испуганно' поинтересовался:

— Ты что, в положении?

Не знаю, что Илзе услышала в моем вопросе, но улыбка из ее глаз тут же куда-то пропала:

— Нет. И не забеременею до конца войны…

'…так как не хочу быть отправленной в Вэлш и, сидя там, сходить с ума от страха за тебя и одиночества…' — поняв недосказанное, мысленно закончил я.

Обсуждать эту тему на улице как-то не хотелось, поэтому, кивнув, я чуть пришпорил коня и продолжил смотреть по сторонам…

…Чем дальше мы отъезжали от ворот, тем большим уважением я проникался к тем, кто готовил Арнорд к войне: улицы, способные пропустить через себя ерзидскую конную лаву, перегораживали мощные укрепления. А на подступах к каждому из них проезжая часть оказалась испещрена 'следами копыт' — причудливо разбросанными круглыми ямками глубиной до локтя, которые должны были служить естественным препятствием для скачущих во весь опор лошадей. На крышах домов, расположенных рядом с крупными перекрестками, появились стрелковые позиции для арбалетчиков и лучников, большая часть окон, выходящих на проезжую часть, обзавелась мощными ставнями с прорезями для стрельбы, часть дверных проемов оказалась наглухо замурована, а во дворах появились здоровенные ящики с песком и бочки с водой. Кроме всего этого, у каждого стражника, попадающегося на пути, на поясе или за седлом болтались увесистые мешочки с чесноком, а у их командиров — сигнальные рожки.

Однако, несмотря на то, что все это создавало нешуточные трудности для передвижения, ни стражники, ни горожане, ни гости столицы не роптали. Пришлось смириться и нам. Благо времени, потребовавшихся на то, чтобы, поплутав по кривым улочкам, переулкам и подворотням, добраться до дворца, хватило за глаза…

…Подготовка к войне не обошла стороной и дворец Берверов. Правда, в отличие от города, здесь ее следы мог увидеть лишь тот, кто знал, куда и как смотреть. Я — знал. Поэтому всю дорогу от Золотых ворот до приемной камерария его величества выискивал изъяны. И, как ни странно, находил. Поэтому, переступая порог кабинета графа Тайзера, я готовился объяснять, каким образом подготовленный одиночка, ХОРОШО ЗНАЮЩИЙ систему охраны дворца и прилегающей к нему территории, может добраться до Западного крыла. Однако, оказавшись внутри и увидев, с какой скоростью камерарий вылетает из-за своего стола нам навстречу, на всякий случай загнал себя в состояние прозрения. И почти сразу же почувствовал, что слова приветствия, срывающиеся с губ графа, совершенно пусты.

Так, собственно, и оказалось: покончив с церемониями с невероятной поспешностью, камерарий чуть ли не пинками вытолкал нас в коридор и крайне несолидно для своего возраста, титула и положения понесся по направлению к покоям королевы Майры.

Вламываться в покои ее величества, да еще и на ночь глядя, мне показалось неправильным, поэтому я чуть ускорил шаг, поравнялся с камерарием и поинтересовался, не лучше ли нам с Илзе подождать короля в кабинете.

Тайзер посмотрел на меня, как на юродивого:

— Я получил прямой и недвусмысленный приказ доставить вас к королю сразу же, как вы появитесь!

Интонация, с которой граф выговорил слова 'приказ' и 'сразу', заставила меня заткнуться и приготовиться к неприятностям: что-то, связанное с причиной этой спешки, вызывало у камерария хорошо скрываемое недовольство.

Кстати, это недовольство чувствовали не только мы с Илзе — увидев графа, немногочисленные слуги, попадающиеся на пути, ощутимо бледнели и складывались в поясных поклонах, а стражники, недвижными статуями застывшие на постах, кажется, переставали даже дышать.

Единственными людьми, не испугавшимися гнева камерария, оказались воины Ноэла Пайка, охранявшие двери, ведущие в покои королевы: увидев меня, они радостно заулыбались, гулко стукнули кулаками по нагрудникам и одновременно поздоровались. Что не помешало одному из них дважды стукнуть по косяку костяшкой пальца.

Увы, узнать, есть ли новости из Вэлша, я не успел: как только я договорил слова приветствия, правая створка приоткрылась, и из-за нее выглянуло недовольное личико одной из фрейлин королевы:

— Что случи-…

Граф Тайзер нахмурился, но промолчал — видимо, считал ниже своего достоинства что-либо ей объяснять. И правильно сделал — уже через пару ударов в глазах девушки появилось узнавание:

— Ой, граф Аурон, это вы?! Здравствуйте! Подождите, пожалуйста: я о вас сейчас доложу!!!

Судя по всему, по покоям ее величества фрейлина передвигалась исключительно бегом, так как уже через пару минут обе створки одновременно распахнулись, и мы с Илзе, перешагнув через порог, оказались в роскошно обставленной гостиной.

— Их величества сейчас будут… — сияя ослепительной улыбкой, сообщила та же фрейлина. Затем плавно повела ручкой в сторону дивана, затянутого белоснежной кожей, и, в упор не заметив нашей пропыленной одежды, предложила располагаться.

Я остался стоять. А Илзе, величественно сбросив дорожный плащ на руки подоспевшей служанке, аккуратно присела на краешек. И с интересом оглядевшись, уставилась на здоровенную картину, изображающую небольшое озерцо, окруженное вековыми соснами. В это время скрипнула еще одна дверь, и в комнату практически влетела королева Майра, непонятно с чего одетая в один лишь тоненький и облегающий домашний халатик, обрисовывающий все округлости ее фигуры!