— 'О табунах могучих жеребцов, горах трофейного оружия и бескрайних толпах прекрасных рабынь могут мечтать безусые мальчишки, воины, не так давно пролившие первую кровь, и те, у кого всего этого еще нет. А ты, берз, обязан думать не о прахе под копытами твоих терменов, а о том, что оставишь своим детям. И делать все, чтобы земля, которую скоро накроет твоя кошма, никогда не загорелась у них под ногами…'

Эрдэгэ был мудр. Его советы — тоже. Только вот следовать им получалось не всегда: если курган из голов жителей Хоная мигом сломил сопротивление лайшаранцев, то попытка устрашения Вильфорда-берза привела к противоположному результату. Страна лесов в одночасье превратилась в одну огромную ловушку, каждое мгновение пребывания в которой обрывало чью-то жизнь.

Воины Вильфорда-берза были неуловимы и безжалостны: зная, что в открытом бою термены Алван-берза втопчут их в землю в считанные мгновения, они попрятались в непроходимых лесах и начали устраивать засады. Неутомимые, как волки, надгезцы атаковали его термены с раннего утра и до позднего вечера. А по ночам вообще творили все, что хотели — похищали часовых, пробирались в лоор-ойтэ и вырезали целые юрты или угоняли лошадей. Что самое обидное, от этих нападений не спасали ни усиленные дозоры, ни костры, ни ночевки в покинутых деревнях — бесплотные, словно духи предков, убийцы всегда возникали там, где их никто не ждал, и с легкостью собирали небольшую, но кровавую жатву. Расчетливо стараясь не убивать, а ранить. По-возможности, потяжелее, чтобы воина, вдруг ставшего обузой, добивали его же сородичи.

Термены роптали, жаждали крови, но преследовать стрелков даже не пытались, ибо знали, что большинство сунувшихся в эти заснеженные чащи остается там навсегда…

'Может, увеличить плату за взятую кровь?' — в какой-то момент мелькнуло в голове берза. — 'Пообещаю брать не десять жизней, а три десятка. Или пять…'

В первый момент мысль показалась здравой. А еще через мгновение вызвала кривую усмешку:

'Если эти воины не уймутся, то Над-гез обезлюдеет. А зачем мне страна одних лишь лесов?'

Еще через десяток ударов сердца на него накатило раздражение:

'Мы сильнее, причем намного! И уже дали понять, что не разоряем покоренные земли. Неужели так трудно догадаться, что сопротивляться не выгодно?!'

Мысль, которая, на первый взгляд, должна была родиться у торговца, а не у воина, вдруг заставила почувствовать гордость: стараниями своего эрдэгэ он, берз, научился смотреть в будущее. И начал видеть не то, что нужно лично ему и прямо сейчас, а то, что потребуется всем ерзидам через десятилетия!

— Берз, посыльный… — прервал его раздумья кто-то из телохранителей, и Алван, до этого момента пялившийся на перевернутые башни замка, перевел взгляд на воина, во весь опор скачущего по берегу озере к уже поставленной Белой Юрте.

— Этого — ко мне! — негромко приказал Алван, дождался, пока телохранители выполнят его приказ, и вопросительно изогнул бровь:

— Говори!

— Берз, их в стойбище пусто! — не тратя время на славословия, выдохнул воин. А когда увидел, что брови Алвана грозно сдвинулись к переносице, начал докладывать, как положено: — Мне и еще четырем воинам нашего десятка приказали осмотреть опушку леса на полдень от лоор-ойтэ. Когда мы добрались во-он до того мыса, то увидели, что подвесной мост каменного стойбища опущен. Ичитай Зделар послал меня на разведку. Оказалось, что ворота в большой каменной стене открыты, обе решетки подняты, а в стойбище нет ни души…

— Касым? — жестом заставив воина заткнуться, рявкнул Алван.

— Да, берз! — тут же отозвался сын Шакрая.

— Возьми две сотни воинов и обыщи замок. Только поосторожнее — там могут быть ловушки…

Насчет ловушек можно было и не говорить: намедни один из воинов Касыма-шири, отойдя от лоор-ойтэ по нужде, умудрился не увидеть настороженный арбалет и схлопотал болт в печень. Впрочем, на подсказку родич не обиделся — кивнул головой и с места сорвал коня в галоп…

…В замке действительно не было ни души: стойбище, у стен которого можно было положить не одну тысячу воинов, оказалось брошено. Правда, брошено как-то странно: ни в одном из десятка каменных юрт, расположенных за его стенами, не оказалось и следа поспешного бегства, а комнаты в центральной юрте, которую местные называют донжоном, вообще выглядели свежеубранными!

— Они вывезли только оружие, золото, продукты и корм для лошадей… — тенью следуя за Алваном, ошарашенно рассказывал Касым. — А серебряная и стеклянная утварь, зеркала, дорогие ткани и даже женские платья остались на своих местах…

— Их вождь не торопился… — осторожно шагая по натертому до блеска, и потому очень скользкому полу, буркнул берз. — А его воины и их женщины?

— Порядок везде. От подвала до крыши… — пробормотал шири. — Если бы не следы от копыт и колес, я бы решил, что они просто исчезли!

— Непонятно… — остановившись перед огромной, в рост человека, картиной, изображающей всадника на могучем угольно-черном жеребце, задумчиво сказал Алван. — И это мне не нравится…

— Что тут непонятного? — ухнул из коридора голос эрдэгэ. — Бервер Скромный расчетлив, как мытарь, поэтому сделал все, чтобы его города было кому защищать.

— Н-не понял… — после нескольких мгновений раздумий признался шири.

Сын Алоя, неторопливо прогулявшись по комнате, провел ладонью по кружевной тряпице, зачем-то закрывающей столешницу, затем сел в широченное кресло и шлепнул ладонями по подлокотникам:

— Король Вильфорд всегда возмещает подданным ущерб, нанесенный войной, и его подданные к этому привыкли.

— Все равно не понял… — развел руками Касым.

Эрдэгэ насмешливо пожал плечами — мол, я сказал все, что хотел — а затем с интересом уставился на Алвана.

Намек был понятен. Поэтому берз внимательно огляделся, затем подошел к узкой бойнице, за которой виднелся кусок заснеженной стены, оценил размеры юрты для воинов и прозрел:

— Этот замок невелик. И воинов в нем наверняка было немного. Если бы Бервер не пообещал возместить убытки, хозяин этого стойбища, скорее всего, попытался бы защитить свое добро любой ценой…

— И бессмысленно погиб бы вместе с вассалами… — удовлетворенно кивнул сын Алоя. — А так он со спокойной душой отправил часть воинов в Арнорд, а сам вместе с оставшимися отправился защищать столицу своего баронства. Или туда, куда его отправил Бервер!

— Вильфорд-берз мудр… — уважительно хмыкнул Касым-шири.

Глаза Гогнара полыхнули сдерживаемой яростью:

— Мудр. И поэтому ОЧЕНЬ опасен!

…Оставаться ночевать в замке Алван не собирался: да, мощные стены донжона выглядели намного надежнее тонких стенок его юрты, но уверенности в том, что в толще камня не скрываются потайные ходы, у него не было. Поэтому, поужинав в невероятно роскошной комнате, все стены которой были увешаны потрясающе красивыми картинами, он встал с кошмы, в последний раз огляделся и в сопровождении телохранителей, эрдэгэ и Касыма-шири отправился к своим терменам.

Стараниями сына Алоя дорога от надвратной башни и лоор-ойтэ охранялась парой сотен воинов, поэтому через какое-то время берз вломился в свою юрту, дождался, пока телохранители вернут на место шкуру пардуса и раздраженно сплюнул себе под ноги: на его ложе беззастенчиво спала 'мишень'!

С трудом справившись с желанием прервать гулкий храп ударом сапога, берз зашел за ширму и вслед за сыном Алоя нырнул в черный зев подземного хода. Пригнулся, пробежал по доскам, брошенным на мерзлую землю, взлетел по ступенькам приставной лестницы, ощутил еле заметный запах благовоний и почувствовал, что начинает злиться.

— Доброй ночи, мой повелитель… — донеслось с ложа, а через пару ударов сердца куча шкур разлетелась в стороны, открыв взглядам Алвана обнаженное тело лайш-ири лет пятнадцати от роду.

Чтобы понять, чей это подарок, хватило одного взгляда на излишне полную грудь и по-мальчишески узкие бедра:

— Зачем она мне, Гогнар?

— Свободны… — негромко рыкнул беловолосый, а когда телохранители выскользнули наружу, еле слышно поинтересовался: — Сколько дней ты не был с женщиной?